Никейское
Ну что, коллеги, минул год.
Мы, как жена при пьяном муже,
все время ждем: прибьет! убьет!
А между тем бывает хуже, и в целом —
множество причин
придаться радостному крику.
Вот «Дождь» нас, скажем, замочил,
и мы отправились на «Нику».

Тревожит, собственно, одно
среди довольства и покоя:
у нас не то чтоб нет кино,
но как-то мало, и такое,
что стало стыдно награждать,
ругать смешно, смеяться подло…
Да и чего бы, в общем, ждать,
когда всего осталось по два?

читать дальшеРаспад, забвение азов…
Права Европа, нас отторгнув.
Не видит импортных призов
несчастный наш кинематограф.
Мы на скамейке запасных,
и это грустная скамейка.
Причина есть, о ней и стих:
мы все живем внутри ремейка.

Все киноведы морщат лбы:
новейших тем для фильма мало!
Ремейк «Иронии судьбы»,
ремейк «Служебного романа»!
Меняем золото на медь.
Я сам ремейк — мамуль, скажи же!*
Короче, все теперь ремейк:
труба пониже, дым пожиже.

Наш модус нынешний таков —
сплошной простор для балагуров:
ремейк «Кубанских казаков»,
каким бы снял его Сокуров.

Где некогда дымились щи —
теперь вода с листом капусты.
И декорации нищи,
и диалоги безыскусны,
и накрывается прокат,
и всем пустые залы прочат,
и палачи играют так,
что жертвы им в лицо хохочут…

Причины долго объяснять.
Важней понять — без слез, без стона:
ремейк чего сегодня снять,
чтоб как-то выглядеть пристойно,
чтоб видом этого кина
дивить окрестную планету?
Допустим, «Клятва»: ни хрена.
Артиста нет, статистов нету,

лишь рабство прежнее, на ять,
но никакой Чиаурели
не смог бы Сталина сваять
из этой падали и прели.

Чего б изысканней найти,
чтоб интеллект, душа, свобода?
Ремейк, допустим, «Девяти»
тех дней из роммовского года —
но где сегодня физик наш?
Его, увы, не видно близко —
есть только сколковский муляж
и программисты в Сан-Франциско.

«Кавказской пленницы» ремейк
сегодня делать страшновато —
нас превратят за это в стейк
бойцы крутого шариата,
поскольку там большой процент
успешных в прошлом командиров,
а на сааховский акцент, глядишь,
обидится Кадыров…

В истекшем, собственно, году
имелся ряд поползновений
устроить, к общему стыду,
ремейк «Семнадцати мгновений»,
про все шпионские дела.
Могла бы быть икона стиля,
чтоб Чапман Штирлицем была
и там по Родине грустила, —
и я бы мог, забывши стыд,
поверить в то, что Чапман — Штирлиц,
но что по Родине грустит…
Пардон, ребята, вы ошиблись.

Какой еще придумать фон
для наших грустных опасений?
Вот есть «Осенний марафон»:
назвать его «Смартфон осенний» —
и выдать, сохраняя дух,
кино о новых блудодеях:
как муж метался между двух
и наконец послал обеих.

Его и я сыграть бы мог, но нет:
прокатчик смотрит хмуро.
Тут политический намек
увидит новая цензура.
Вот если б он, могуч и лих,
закончил бой души и тела,
женившись сразу на двоих…
Но это будет слишком смело.

Иные, радостно оря,
хотят движухи и раскачки —
ремейк, допустим, «Октября»
иль, для начала, той же «Стачки».
Добра не ищут от добра,
порочить классику неловко —
но для ремейка «Октября»
нужна огромная массовка.

Сегодня правда такова,
что наш народ почти бесплотен —
массовки сыщется едва
на Триумфальной пара сотен,
ОМОНа больше в десять раз:
кулак и вот такая пачка…
А что до «Стачки», так у нас
уже давно, по сути, стачка:

набрали воду в решето
и носят с труженицким видом…
Здесь не работает никто.
Но вы не бойтесь, я не выдам.
Здесь получился бы один —
как мощный дуб среди поленниц —
ремейк «Великий гражданин»,
точней, «Великий иждивенец».

Уж коль мы ищем образцов,
боюсь, на данной фазе цикла —
у нас же цикл, в конце концов! —
мы все живем в ремейке «Цирка»:
герои, душу веселя
и честно радуясь друг другу,
«Мы едем, едем, вуаля!» —
поют и носятся по кругу.

Надежды сводятся к нулю,
арену тихо подминая…
Но я по-прежнему люблю
тебя, страна моя родная,
любовью верного сынка,
который зол и неприкаян,
хоть ты не так уж широка,
и он уже не как хозяин.

А я б еще в виду имел —
прошу запомнить эту фразу, —
что после «Цирка», например,
была «Весна».
Хотя не сразу.

* Это Ефремов придумал.
(Читано Михаилом Ефремовым на XXIV церемонии «Ники»)

Дмитрий Быков